Часть первая. Глава восьмая
А с Зинаидой
творилось что-то непонятное. То она была весела: бегала,
суетилась, пела песни, подшучивала над братьями. То становилась
грустной, садилась у окошка и, положив подбородок на кулачки,
задумчиво глядела на улицу. Тетка Таня, суетившаяся у печки, не
выдерживала и, отложив свои дела, подходила к племяннице. Обняв
ее и прижав голову к груди, с тревогой вопрошала:
- Што с тобой,
красавица моя? Уж не захворала ли, часом? Давай я тебе молочка
топленого с ватрушечкой налью.
- Да не, леля
Таня! Не хочу я, взгрустнулось штой-то!
- Да не грусти,
ласточка ты моя! В твои-то годы грустить. Все образумится.
Наверно, все о нем думаешь?
- Да не, лель
Тань, так я, - вспыхивала румянцем Зина.
- Ладноть,
ладноть! Тетке сказки-то не рассказывай. Тетка жизню прожила, да
и сама молодой была.
Она усаживалась
рядом с племянницей и прижимала ее к себе.
- Не грусти,
красавица моя! Все будет хорошо у тебя, эт я тебе говорю. А у
тетки-то сердце – вещун. Гляди, по осени сватов зашлет. Все б
ничего, да уж больно могуч, - засмеялась тетка. - Я тут в
церкви-то глянула, прям оторопь берет. Он позади тя стоял. Ты
пред им как птаха малая. Такой тя на ладонь посадит и понесет, -
засмеялась она. – Да и усищи-то у нево, прям как у таракана
запечнова, - принялась хохотать тетка.
- Ну, лель Тань,
скажешь тожа, - вновь зарделась румянцем Зина.
- Да не, ягодка
моя, - уже серьезным тоном произнесла тетка. – Все будет хорошо,
вот увидишь. Главное, он по душе отцу твому пришелся. А раз отцу
твому приглянулся, он против себя не пойдет. Кто бы тя сватать
ни пришел, хотя генерал какой – всем откажет. Я-то Лешку хорошо
знаю, чай, выросли вместе. Да и мой голос штой-то весит, чай, не
пришлая какая, родная тетка. Так штой все будет хорошо. Молись
Богу больше, да храм не забывай. Господь-то, он все видит и
всегда поможет, и себя блюди. А то вон на Святках выдумала
чевой. В санки к холостому парню уселась, кататься поехала.
Народ-то штой подумат? Народу-то глаз не закроешь, да язык не
завяжешь. Народ, он и есть народ. Хорошо, не сказал никто, а то
бы от стыда сгорела.
- Да я же, леля
Таня, не одна была. Чай, подружка рядом, да Митька брат.
- Эх ты, глупа
голова, - вздохнула тетка. Захочет кто слух пустить - и про
подружку, и про Митьку забудут, а ты одна останешься. И
понесется по приходу – Зинка-то, мол, лесничева дочка, ни горы
ни воза, к чужому парню в санки уселась да кататься покатила.
Вот те и позор на весь белый свет. А до барыни дойдет, она-то
выскажет отцу-то. Да и право на той имеет, чай, крестная. Вот
так-то, голуба, моя! Отец-то хотел бучу поднять, когда узнал, да
я отговорила. Сама, мол, по-бабьи с ей поговорю.
- Спасибо те,
лель Тань, хорошая ты у меня.
Зина обняла
тетку и начала целовать.
- Ладноть,
отстань, подлиза. Ктой еще за тя заступится-то? Была бы мамка
жива, друго дело. А без мамки-то каково? Хорошо, хоть тетка у тя
есть, для которой окромя тя дороже никово на белом свете нет, -
и она заплакала.
Татьяна
действительно души не чаяла в племяннице. Сама не имевшая детей,
она всю свою неистраченную любовь, которой Господь одаривает
матерей, выплеснула на Зинаиду. Но любовь ее не была слепа.
Когда было надо, она могла и прикрикнуть, не давала ей расти
белоручкой и неумехой. Уже в десять лет Зина могла заменить
тетку у печки. А иногда, когда Татьяна хворала или ей неможилось,
что случалось крайне редко, она, лежа на печи, наблюдала сверху,
как Зинаида ловко орудует у шестка, как на маленьких, не
по-детски крепких руках двухведерные чугуны снуют на ухвате, как
игрушечные. Да и приготовить, да и подать к столу Зинаида могла
похлеще любого повара. Порой лесничий, вкушая пироги, испеченные
дочерью, жмурил от удовольствия глаза и приговаривал:
- Ну, любушка
моя, удружила. От смерти отведут, ей-богу, отведут.
Окромя домашних
работ, Зина ловко управлялась по хозяйству. Не хуже любого
мужика могла запрячь лошадь, вскопать грядку. А когда приходило
время покоса и метали стога, то ее всегда посылали наверх. Она
умела их вершить так, что стога у ней выходили как картинки,
любо-дорого смотреть. Татьяна прекрасно знала, что придет время,
уйдет Зинаида в чужой дом, а от ее умения и ловкости будет
зависеть отношение к ней в чужой семье. Уже сейчас Татьяна могла
с уверенностью сказать, что за племянницу, да и ей самой -
краснеть не придется.
глава-9
