Владимир Большаков
 

Часть первая. Глава восемнадцатая

За праздничным столом было шумно и весело. Вся семья была в сборе. Все только что вернулись из церкви и делились новостями. Пашка вместе с Анюткиными и Машкиными ребятишками играли в передней, не мешая взрослым. После двух-трех выпитых рюмок зятья осмелели и тоже участвовали в разговоре на равных. Еще с вечера было решено, что Вера и Герасим останутся дома. Вере надо было хлопотать у печки, стряпать обед, а Герасиму отец прямо заявил:

– Ты вот што, Гераськ! Завтрева на службу не ходи! Не обижайсь, сынок! Надоть так, разговоров мене будя. Отец не дурак, плохова не посоветоват. Конечно, Покров, большой праздник, но Господь простит.

И вот теперь Герасим и Вера с интересом слушали, што говорил отец.

– Умно, мать, рассудил отец Иван. Ох, умно. Девять пар ныне венчали. Выстроили молодых, как солдат на плацу. Шум, гам. Праздник вона какой большой, да день выпал для венчания разрешенный. Народу – уйма. Алексей Абрамыч поклон шлет, всей семьей на службе были. Спросил, штой это Герасима не видать. Сказал – прихворнул. Засмеялся он, понял все. Умен лесничий, шибко умен. Да и мы, чай, тоже не дураки. Приглашал заехать завтрева. Нащет гостей решить, сколь с какой стороны будя, да затраты всяки прикинуть. Как ни суди, а с обеих сторон человек окол ста наберется. Места бы всем хватило. Ну ничево – разместим. В передней избе накроем да в задней тож места много. Погодку лишь бы Господь послал. Перед домом столы поставим, штоб любой мог подойти выпить и закусить.

Вера, хлопотавшая у печки, присела за край стола.

– Ох, Емельяныч, – закрестилась она на образа. – Забот-то сколь, вылетит нам эта свадьба в копеечку.

– Ладноть, мать, не горюй. Бог даст – справимся. Зато с самим лесничим сватья будем. Эт тебе не фунт изюму.

Маша засмеялась и с ехидной улыбкой проговорила:

– Хоть бы одним глазком глянуть, как это лесничева дочка будя у нашей печки с ухватом управляться.

– Што? – Роман Емельяныч шлепнул кулаком по столу так, што все на столе подпрыгнуло, а несколько рюмок упало. – Не дай Бог, шалавы, не только словом – взглядом сноху обидеть. Вышвырну из дома, как блудливых кошек. Забудете, што у вас отец есть. Ягодка без материнской ласки выросла, а вы тут… еще. Убью сразу!

Маша, вся красная, со слезами на глазах, запричитала:

– Прости, папаша! Пошутила я. Пошутила!

– Шутковать со своим недоумком ночью под одеялом будешь. А здеся… смотри у меня.

Старшая дочь Паша, приехавшая с мужем на праздник, приняла сторону отца.

– Вы, сестры, поумней будьте. Папаша прав. Ни горы, ни воза, а вы тута умничать начинаете.

– Ладноть, Паш! Хватит болтать! Их уже не переделать. Поздно! Давайте-ка лутше выпьем.

Раздался стук в дверь, и вошел сосед Иван Трофимыч. Хозяин радостно всплеснул руками и поднялся из-за стола.

– Вовремя, вовремя, соседушка! Не обидь, давай к столу. По рюмке в честь великого праздника выпьем.

– Ну, в честь такова случая можноть рюмочку пропустить.

Иван Трофимыч разделся и присел к столу.

– Мы тута голову ломам, Трофимыч. Народу-то сколь, на сотню рассчитывам.

– Ничево, Емельяныч! Сам знашь – глаза страшат, а руки делут. Готовить – суседи помогут. Калабушкины, Савиновы, Грошевы, Большаковы – тож не откажут. Чай, Никита-то Афанасьич сват. Бабье само решит, што кому готовить. Степанида моя в стороне тож не будя. Гости опосля гулянки – ближни домой разойдутся, а дальним у суседей место сыщется. Нащет молодых – тож не переживайте. Степанида сказала, к нам амбар пусть приходют. Тама чисто, печка есть и кровать стоит. Я, грешным делом, в жару летом опосля обеда люблю в холодке часок всхрапнуть. Чай, не сломаюсь.

Он засмеялся и глянул на Герасима. Тот вспыхнул, как маков цвет.

– Успокоил ты меня, Трофимыч! Пришел, все рассудил, и на душе посветлело. Послезавтрева я с зятьями на недельку рвану. Мишка здеся будя. Герасим-то один зашьется. Надоть и бычка с поросем забить. Баранов тройку да гусей с утками. Столы пред окном сколотить, мебелю всяку в доме растащить – делов хватит.

– Не волнуйсь, Емельяныч! Езжай со спокойной душенькой, чево не так – подскажу. Да сыны мои помогут, – и он поднялся из-за стола. – Ладноть! Спасибо за хлеб-соль – неколи рассиживать. Дела!

– Да и нам пора, – поднялся Роман Емельяныч. За разговорами время течет незаметно, а дела за нас никто делать не будя.

Поднялись и остальные и стали молиться на образа.

На следующий день поутру приехал Егор Клюев. Дома были только Роман Емельяныч с женой. Вера быстро накрыла на стол.

– Ты, Емельяныч, командуй тут сам, а я на гумно пошла, если чаво – кликнешь.

– Давай-ка, Егор, подвигайся. Выпьем по рюмке за праздник да о делах посудачим.

– Ну што ж, Роман! За праздник можноть.

Выпив, закусив, закурили.

– Вот што, Роман! Один сруб готов. Стоит, глаз радует. Балки и переводы тоже протесали. Можешь ехать принимать. Седмицу передохнем, а тама и за второй, Господь даст, примемся. Если Бог на удачу, к Николе завершим. А опосля Рождества сюды перевезем. Мужики с Будевич досок и тесу на один дом тож напилили. У меня вота кака задумка, Роман. Не знаю, по душе те будя аль нет.

– Говори, говори, Егор. Знаю, зря не посоветашь.

– Зря не зря – тебе, Роман, решать. Вот в чем закавыка-то, Роман. Покумекал я тута, поразмыслил башкой и вот чево удумал. Ты ведь, Роман, кажду копеечку горбом добывашь. Ручьем те денежка в карман не течет. Зачем тада на ветер ее пущать? Вот, Боже пошлет, срубы перевезем, ставить опосля будем. Этот дом, с Божьей помощью, разберем. Ты глянь, сколь добра-то будя, а ведь все деловое. Я бы по себе на второй-то дом отсюды все взял. И доски для пола, и потолочины. Бережно отдерем, гвоздочки вынем, рубаночком пробежим – лутше новых будют. Я уж все давно оглядел, смоль одна. Косяки, подоконники тож. Рамы зимни – все пойдут. Да и с летними покумекам, а под размер-то я подгоню, тютелька в тютельку будя.

Роман Емельяныч смахнул набежавшую слезу, обнял Егора и расцеловал.

– Спасибо, Егор. Была у меня така думка, но потом как-то из башки выскочила. В неоплатном долгу я у тя.

– Ладноть, ладноть, Роман! Свои, чай, люди. Под одним Богом ходим.

Роман Емельяныч налил в стаканы, и они выпили.

 

Денька через два, уже потемну, заглянул дружок – Сергей Басов. Герасим сидел за самоваром. Рядом озорничал Пашка.

– О, Сергунь, заходь. Давай чайку со мной.

– Чайку – эт хорошо. Не дрова, поди, колоть.

Он разделся и присел к столу.

– А ты чего в однех?

– Да папаша уехали. Мамаша чевой-то к Анютке побежала. Мишка с Кулей по хозяйству во дворе копошатся, а мы тута с Пашкой хозяйничам.

Пашка, увидев, что дядька занят разговором, подкрался и стянул из сахарницы кусок сахару. Дядька сделал вид, что не заметил.

– Ты куда эт седни ездил? Я из окошка видел.

– Да с дядей Егором на Роговску сторожку. Сруб они там срубили, вота и ездили поглядеть. К Николе, можа, и второй срубят.

– Да, размахнулся дядя Роман, – Сергей засмеялся и полез за кисетом. – Мурить и то перестал. Раньше замурит так замурит. Седмицы две отдаст. А щас… день-два выпит, и конец.

– Некоды мурить-то, Сергунь. Делов уйма. Времечка не хватат.

– Ничево, Гераськ! Все образумится. Вот свадьба пройдет, тады легше будя. Да, Гераськ, наделали вы делов с этой свадьбой – весь приход как улей гудит. Да што там приход. Приставу и то нос утерли. Хотел с лесничим породниться. На те, пузатый, выкуси. Пусть знат наших, – и Сергей заразительно рассмеялся. – Ничево, я сам как свадьбу вспомню – мурашки по спине. А куды денешься? – все то проходют. Ладноть, за чай спасибо, побегу. Маша, наверноть, малова убаюкала.

– Давай-ка провожу.

Они накинули полушубки и в дверях столкнулись с Михаилом.

– Ты куды эт, Гераськ? На ночь-то глядя.

– Да вот, Сергея провожу. Мигом я.

На улице было хорошо. Легкий морозец. На небе ни облачка, ярко светится луна.

– Ну чево, Сергунь! Давай еще по одной искурим. Уж больно погодка-то хороша.

– Погодка што надо.

Они закурили. В домах желтели окошки, кое-где дымили трубы. Докурив, Сергей протянул руку.

– Ну, давай, Гераська! Не переживай, все будя хорошо. Пройдет свадьба – смеяться над своими страхами будешь, – он махнул рукой и направился к дому.

  глава-19

 

Черусти Моск. обл.

© Copyright 2011-2016 Прибужье.рф