Владимир Большаков

 

Часть первая. Глава четырнадцатая

 

Не спалось Алексею Абрамычу - давно не спалось. Ворочался с боку на бок, кряхтел. Вставал и прямо в исподнем выходил во двор. Подолгу сидел на скамейке у сарая, понюхивая табачок и обдумывая новые мысли. Благо спал он в сенях под пологом, чтоб не докучали комары. Перины он не признавал, спал на тюфяке, набитом свежескошенным сеном. Но ни тишина, ни запах свежего сена в тюфяке не успокаивали его. Забывался под утро, когда на востоке начинало синеть. Да и дум-то тяжелых особо не было, все шло слава тебе, Господи, а нет - не спалось, и все тут. Крутилось все в голове вокруг дочки: что, как, вдруг. Одно знал Алексей Абрамыч, что прав он, оставляя выбор жениха за дочкой. Говаривал на эту тему и с барыней, и с батюшкой - те тоже одобряли решение лесничего. Выбор дочери его радовал. Герасим пришелся ему по душе. Добрый, работящий, спокойный. Конечно, беспокоил Роман Евдокимыч, но при всех своих загулах и буйствах он ни разу не поднял руку на жену, не обложил ее похабным словом. Да и будущую сноху он будет любить как дочь - в этом Алексей Абрамыч не сомневался. При последней встрече с барыней они долго чаевничали и вели беседу на эту тему. Решился вопрос и насчет лесу.

- Ты, Алексей Абрамыч, тут решай сам. Ты всю жизнь при нас, я тебе верю. Знаю, не обманешь, не подведешь. А после Покрова начнете пилить - возвернешь. Да и брать откель - сам решай. В Бобрах, в Рязаново, на стороже Роговской - мне все едино, лишь бы ущербу не было. А крестнице моей передай, мол, крестная благословляет. Раз пришелся по душе, так все сомненья прочь. Выйти по любви - всю жизнь счастье в доме иметь.

В один из погожих будничных дней к дому лесничего подкатила телега, в которой сидели оповещенные заранее Роман Евдокимыч с Герасимом и Егор Клюев со старшим сыном Иваном и внуком Васькой, который как тень следовал за дедом. Около дома уже стоял запряженный возок Алексея Абрамыча, рядом крутился Митька. Вышел лесничий. Поздоровавшись со всеми, он глянул на небо и перекрестился.

- Ну, мужички! Господь седни денек погожий обещает. Ну, с чего начнем? Я думаю, поедем на Роговскую сторожу, глянем там, что и как, а потом видноть будет.

Он пригласил к себе в возок Роман Евдокимыча и Егора. За ними хотел прошмыгнуть и Васька (гордый тем, что поздоровался с лесничим за руку), но дед погрозил ему пальцем, и тот обиженно отвернулся.

Вездесущие бабы высыпали из лавки напротив и, разглядывая приезжих мужиков, гадали, по какому эт делу гости у лесничего. Все расселись, и лошади тронулись. Иван передал вожжи Ваське, а сам, устроившись поудобнее на сене рядом с Герасимом, достал кисет.

- Закуривай, Гераськ! Время быстрей пройдет, да и комарье помене жалить будя.

Они закурили, мирно разговаривая и наслаждаясь прелестью погожего дня. Проехав Орлово и миновав небольшой болотистый перелесок, выехали к «чугунке». Здесь уже был устроен переезд.

Полосатый шлагбаум был поднят вверх, как бы приветствуя проезжавших. Из будки вышел дежурный и поздоровался, дотронувшись рукой до лакированного козырька фуражки, на поясе у него висел чехол с красным и желтым флажками. В обе стороны убегали рельсы, а край «чугунки» звенели натянутые провода на свежих, сверкающих желтизной столбах. В полуверсте пыхтел и дымил на станции Ильичево паровоз. От переезда дорога раздваивалась. Одна уходила вправо, на Кузьмино, а другая шла прямо, край болота. Ей пользовались зимой или засушливым летом. За Будевичами обе дороги снова соединялись в одну, которая вела через сосновые боры, на Эрликс. Край этой дороги и находилась Роговская сторожа. Встречать лесничего высыпало все многочисленное семейство лесника. Григорий снял картуз и поясно поклонился Алексей Абрамычу, а затем и остальным. То же сделало и его семейство.

- Проходьте в дом, гостюшки дорогие, отобедаем чем Бог послал.

- Неколи нам чаи распивать, по делу мы. Давай пока ножки разомнем, покурим да лошадок распрягем - пусть отдохнут. А пока лошадки отдыхают, сходим, где касимовски зимой пилили. Тут недалече, не более версты.

Путь оказался и на самом деле недальним. Перешли по кладям ручеек, поднялись на пригорок - и на месте. Площадь, десятин на сто, оказалась выпилена. На чистом месте высилось дюжины две сосен, оставленных, видимо, на семенники. Ровными рядами лес был уложен в штабеля. Ошкуренный, уложенный аккуратно на прокладки, с замазанными известью спилами. Хворост и обрубленные ветки были сложены в огромные кучи. Везде чистота и порядок.

- Ты, Григорий, не упусти по первому снегу кучи запалить, чтоб всяка зараза не разводилась, - лесничий указал рукой на кучи.

- Не! Как можноть, Алексей Абрамыч! Как выпадет снежок, первым делом все спалю, не беспокойтесь.

- Ну а ты, Егор, гляди. Вот он лесок. Чистый, прогонистый. Если не по душе - в Бобры, в Рязаново поедем, можа, там еще лучше, - и лесничий засмеялся.

Все двинулись к штабелям. Егор обухом топора постукивал на выбор по бревнам, прикладывал ухо к бревну и слушал, как доктор больного, заставлял Ивана приподнять за комелек то одно, то другое, о чем-то размышлял и чесал затылок. Иногда отзывал Ивана в сторону и что-то говорил ему, размахивая руками. Так обошли все штабеля. Затем Егор обратился к Роману Евдокимычу:

- Ну, Роман! Те все надо, те и говорить буду. Ты уж извиняй, Алексей Абрамыч. Вот так-то, Роман! От добра добра не ищут. Мы тут с Ванькой решили: здеся рубить будем. Лесок хорош! Звонкий, сучков мало. Одна беда - подсох, топор тяжело брать будет, но зато любое бревно трое-четверо бери и неси куда надоть. Лошадь ни к чему, можем сами поднести. Можно и доски здеся пилить. Козлы поставил - и распускай. Никто не мешает, любо-дорого, чужого глаза нетуть. Не сглазит никто. Вот с Успенья и начнем. До Успенья никак. Мошкара, да и пост. А в пост бревна-то тягать тяжко. Без мяса бревна намного тяжелей кажутся. Да и путь до сюдать чуть ли не вдвое короче. И дорога лучше, гатей мене. Одна вот забота - жилье. В понедельник Васька бы привез, а в субботу за нами опять приехал. И в баньку надоть, да и дом с женками глянуть. За всем ведь глаз нужен.

  - Ну, Егор, пойдемте назад, неча мошкару кормить. Выпьем, закусим и поговорим не спеша, - Роман Евдокимыч повернулся и пошел назад к дому лесника, за ним тронулись остальные.

Герасим расстелил на телеге холстину и начал раскладывать закуску. Затем поставил четверть с водкой. Жена лесника принесла зеленого луку и редиски. Роман Евдокимыч вышиб ударом ладони по донышку пробку и, наполнив стакан, протянул лесничему. Тот сделал испуганные глаза и замахал обеими руками:

- Ты что, братеч мой? Хошь, чтоб я Богу душу отдал? Я стаканами, братеч мой, не могу. Мне чуть-чуть, для уважения.

Пригубила и жена лесничего Глаша. Пока выпивали и закусывали, лесниковы ребятишки развели дымокуры. Ветки, которыми отмахивались от комаров и слепней, отложили в сторону. Решили и с жильем. Григорий, немного опьяневший, горячо доказывал:

- Будь спокоен, Алексей Абрамыч! Пока нет холодов, вона в сарае на сене, а похолодат - можноть и в доме, потеснимся ради такого дела, а нет - вона баня свободна.

Когда кончилась четверть, Герасим хотел достать другую, но Алексей Абрамыч погрозил пальцем:

- Герася, будя! Эт тебе не престольный праздник. Выпили для порядка - хватит.

Покурив, стали прощаться. На телегах расселись в том же порядке, как и ехали сюда. Иван, попыхивая самокруткой, похлопывал Герасима по плечу.

- Не тужи, Гераськ! Срубим те не дом, а сказку. Всю жисть благодарен будешь. А папаша в этом деле толк знат. Вона на реке каку хоромину поставил - смотреть любо-дорого. Вот щас осядет за лето, Васька по осени проконопатит, да печь сложим. Как, Васьк, проконопатишь дядьке Герасиму?

Васька, довольный тем, что наконец-то и на него обратили внимание, повернулся к ним.

- Не боись, дядька Герасим! Струмент у меня есть, сделаю лучше некуда и пазы еще смолой промажу, чтоб птички паклю не выщипывали.

У Шевертней лошади остановились, и все спрыгнули на землю.

- Ну, мужички, прощевайте! - говорил лесничий, каждому пожимая руки. - В гости не зову, не дело щас по гостям ходить. День год кормит. Будя еще время и посидеть, и выпить. А щас - делов уйма.

Они уселись с Митькой, и лошадь повернула направо в деревню, а Васька взял левее, чтоб объехать Мокрое по задам. Как ни отнекивался Егор, но Роман Евдокимыч все равно затащил их в дом.

- Негоже, Егор! Негоже! Лесничий как знает, а здеся я хозяин. На посошок надоть еще малость пропустить. Что я, враг какой?

Вера быстро собрала на стол. Роман Евдокимыч поднял стакан и привстал. Привстали остальные.

- Ну, Егор! С Богом! Денек ныне уж больно удачный. Все прошло как по писаному. Дай Господь, чтоб все хорошо было. О цене не говорю. Как скажете, так и будя - знаю, не обидишь. Вона какой теремок на реке сварганили, хоть переезжай туда и живи, да и ценой я доволен.

- Дак как можноть, Роман? Чай, крест на груди носим, да и храм не забывам. Что я, что семейство мое, - произнес Егор.

Все выпили и стали закусывать. Как ни предлагал Роман Евдокимыч выпить еще, Егор с сыном отказались.

- Извиняй, Роман! Будя! Солнышко уже к закату, дома, наверноть, беспокоятся. А о деле - не беспокойсь. С Божьей помощью сделам лучше некуда. Да на досуге подсчитаю, сколь досок надоть напилить, сколь тесу. А пилить - мужики в Будевичах неплохо пилють. Да и цена помене будя, чай, рядом с домом, ехать никуда не надоть.

Все встали из-за стола и, помолившись, вышли на улицу. Напоследок закурили. Васька сидел уже на телеге и нетерпеливо перебирал вожжи. 

- Заезжай, Егор, рад видеть тя.

- Да и для тя, Роман, двери завсегдай настежь.

Егор с сыном уселись на телегу, и Васька дернул за вожжи.

 

 глава-15

 

 

Черусти Моск. обл.

© Copyright 2011-2016 Прибужье.рф